Беспорядок грозы в небесах! Не писать! Даровать ей свободу — не воспетою быть, нависать над землей, принимающей воду! Разве я ей сегодня судья, чтоб хвалить ее: радость! услада! — не по чину поставив себя во главе потрясенного сада! Разве я ее сплетник и враг, чтобы, пристально выследив, наспех, величавые лес и овраг обсуждал фамильярный анапест? Пусть хоть раз доведется уму быть немым очевидцем природы, не добавив ни слова к тому, что объявлено в сводке погоды. Что за труд — бег руки вдоль стола? Это отдых, награда за муку, когда темною тяжестью лба упираешься в правую руку. Пронеслось! Открываю глаза. И рука моя пишет и пишет. Навсегда разминулись — гроза и влюбленный уродец эпитет. Между тем удается руке детским жестом придвинуть тетрадку и в любви, в беспокойстве, в тоске все, что есть, описать по порядку.